Илья - Страница 47

Сидели Вольга с Ильей, вернувшиеся с дозорного объезда, замерзшие: чуть не заплутали, когда в начавшемся буране стали звать обманные голоса. Что за голос звал Илью, он не сказал; не сразу, но каким-то образом понял, что обман, иначе никакими силами не вернуть бы его Вольге на путь.

Мануил умел хорошо варить горячий напиток на греческом вине или разбавленном меду, с травками и сухими фруктами. Вот и поспешил к печи — напоить и согреть вернувшихся. Подошел и монах, помог разуться, принес теплой воды для ног, омыл застывшие ступни схизматику и колдуну-язычнику.

Так и сидели вчетвером; сначала молча, потом заговорили об Обмане.

… — Говорю тебе, боги — не демоны, — негромко втолковывал Вольга монаху, решившему по-своему объяснить голоса в буране и зацепивший Вольгу формулой «демоны, они же ваши проклятые языческие боги». — Демоны, если верить твоим же рассказам, — это подручные какого-то взбунтовавшегося ангела, о котором мне ничего не известно. Значит, они существовали до сотворения человека, как и все ангелы. Так?

Сегодня Вольга не походил на себя: не был ядовит и высокомерен, говорил серьезно и просто. Он искал Илью и звал его, но кто знает, что услышал в буране он сам?

— Ну… да. Конечно. Это падшие ангелы, пошедшие за Сатаной.

Сервлий слушал очень внимательно. Илья правил меч.

— А богов сотворили люди. Люди все время что-то творят, но мир слишком сложен для них, и они сами не понимают, что делают.

— И сейчас творят? — тихо спросил Илья, отрываясь от работы.

— Всегда. Все время. Песни, сказки… Ты думаешь, это просто так? Ты бы видел, как Микула Селянинович творил хлебушек в поле. Он не как я — он обычный крестьянин. Просто он знал, что именно творил. А большинство творит невпопад, не понимая и даже не замечая, что творят. Боги получились, потому что люди хотели одинаково: подчиниться чему-то понятному, похожему на них самих. А Обман получился…

— А Обман получился?…

— Не знаю, — Вольга растерянно махнул рукой, и в этом он тоже не походил на себя всегдашнего, — раньше было просто: невидимое для людей поделили боги, и у каждого был свой Дом, в котором он и обустраивался. А потом все это разрушилось, и где-то, в какой-то момент появился Обман.

— Невидимое для людей? — заинтересовался Мануил. Он был любопытен, неуемен в своем любопытстве к тому, как устроен мир, и этим нравился Илье.

— Вы не замечаете. Торопитесь или ленитесь, или вам не дозволено — навсегда или до поры. Но мир устроен сложнее и богаче, чем вы видите его. Он похож на меха для горна: вы все время видите их сжатыми. А ваши создания видят иначе — не все, но некоторые места видят развернутыми и проникают туда.

— Это странно. Ведь это же наши создания, как ты говоришь.

— Это странно, но это так. Даже песня, сочиненная вами, может проникнуть там, где вы пойдете в обход.

Мануил задумался.

— Эллинские философы говорили подобное. Но их ученики сделали из этого еретические выводы. По-моему, их потянуло именно в ту область, которую ты назвал Обманом.

Илья вспомнил, как он шел по ведьминскому логову и видел родной дом. Он попытался представить себе мир, весь охваченный Обманом. Человек будет стоять над трупом убитого врагом близкого и считать, что никакой войны нет, а вокруг него — поле с ромашками. Соловей-разбойник, как и обещал, будет служить князю и его власти, а все будут думать, что Соловья-разбойника не существует, что это сказки. Ведь верят же люди, что не было оврага, заваленного товаром со многих телег… Люди будут класть в рот и с удовольствием поедать несъедобное, думая, что это хлеб и дичь, а заболев, не догадаются, почему…

Наверное, он слишком просто себе это представил. Наверное, все намного сложнее; вон как заспорили Мануил и Амадео, даже понять невозможно, о чем говорят.

Но Илья хотел, чтобы не было никакого Обмана: ни этого ученого, ни того, который, похолодев, вдруг придумал сам.

…— Ямвлих и его последователи не были язычниками. Они не верили в богов, они хотели силы богов — для себя и только для себя…

— Судя по твоему рассказу, они скорее пытались вызвать тех, кого вы назваете демонами, — это Вольга. — Так, как они действовали, с богами договориться невозможно. Ни с какими.

— А как простому человеку понять — бог перед ним или демон? — вступил Илья.

— А незачем понимать! — рявкнул Мануил. — Гнать и тех, и других! Впрочем, бесы во плоти не являются.

Кажется, они запутались.

— Чаша! — вскричал вдруг маленький монах, в страшном исступлении поднимаясь на ноги. — Чаша Святого Грааля! Она дарована нам для этого! Она даст людям увидеть мир во всей полноте и творить осмысленно!

Его трясло от волнения, от ликования, он знал, что понял все.

Какое-то время все молчали. Илья и Вольга — недоуменно, ожидая разъяснений, Мануил — сосредоточенно раздумывая о чем-то.

— Чаша Грааля — это символический образ всего христианского мира, ибо именно в нас, христианах — кровь и плоть Христовы, — заговорил он. — И в этом смысле, я думаю, ты прав. Если все христиане станут христианами в истинном смысле, выполняя заповедь любить друг друга….

Амадео махнул рукой.

— Еретик и маловер, — сказал он горько. — Тебе не узреть истины, даже если она будет прямо перед тобой.

…. — Она и есть прямо перед тобой, сам ты еретик несчастный! — да-да, она была прямо перед монахом, в рубашке, без платка, с растрепанными седыми косами — сама Немезида ушедшего в небытие пантеона, — Задымили всю избу, дрова на завтра извели, спать добрым людям мешаете.