Илья - Страница 18

«Уток-то и я могу», — вмешался другой, а кто-то уже стал раздеваться.

«Зачем мучить? На уток спора не было», — Муромец гикнул, и, когда стая заполошно поднялась, уложил стрелами трех к ногам дружинников. Алеша добавил. Стрелял он дай Бог каждому.

Запалили костерок, ощипали уток, поджарили. Княжьего гнева Сухмантий опасался не особо: свидетелей того, то он не сдержал слово не по своей вине, было предостаточно.

Илью радовало все: теплый ровный ветер, костерок, немудрящие шутки, которыми лениво перекидывались дружинники, чувство единства, товарищества, к которому он принадлежал.

Утомленные ночной прогулкой, задремали, не выставляя дозора, — казалось, вполглаза да на пять минуточек.

****

Илью разбудило ржание Сивки — тревожное, призывающее. Вскочил, огляделся: «Вставай! Тревога!» Пригорок, на котором расположились дружинники, окружали степняки — много. Богатыри торопливо поднимались, стряхивая сон, разбирая оружие и коней; Илья, готовый раньше других, врезался в орду, разбрасывая татар мечом, не вынутым из ножен. Ему хотелось обратить их в бегство, как под Черниговом. Его меч, в одном замахе сносивший десяток половцев, и в самом деле был страшен. Но Илья, в первый раз бывший в настоящем бою, ничего о бое не знал. Степняки шарахались от него, обходили, но и не думали убегать. «Дяденька, нэ нада!» — отчаянно закричал подвернувшийся близко половец, совсем юный. Илья отвел меч. Степняк извернулся, как ласка, и воткнул свою кривую саблю в бок скакавшего за Ильей Сухмантия. Илья видел, как изо рта охотника за живой лебедью хлынула кровь, как он медленно стал клониться с коня и очень быстро вдруг упал под копыта. Илья едва успел отбить удар той самой сабли, что убила Сухмантия.

«Как же так?»

Гнев и ярость, и непонятная злая обида охватили Илью. Он сорвал ножны с меча, отбросил за спину. Теперь он косил врагов, как селянин на утреннем лугу ровно укладывает ряды скошенных трав.

Остановился, когда косить стало некого.

Они подобрали Сухмантия Одихмантьевича, и Василия Мелантьевича подобрали. Алеша, шипя, заматывал тряпицей рану на плече. Илья подъехал, помог. «Ты молодец, — Алеша, опытный, в отличие от Ильи воин, пряча боль, скалил в кривой улыбке белые ровные зубы, — хорошо держался. Слушай, Илья, а расскажи, что ты видел во сне, пока не проснулся и не сообразил вынуть меч из ножен? Ей-Богу, в первый раз я видел, как человек, не просыпаясь, воюет».

Не проснулся, думал Илья. Проснись я раньше, Сухмантий Одихмантьевич был бы жив.

****

Илья спустился к Днепру в глубоких сумерках. Присел на бревно — чуть влажное, но теплое, уже принявшее вечернюю влагу, но еще не забывшее дневное солнышко, гревшее его весь этот длинный и горький день.

Илье хотелось понять что-то, мучившее его, поэтому он был один, пока друзья праздновали победу. Он был рад их оживленным, торжествующим лицам, он знал, что они правы и в своей радости, и в торжестве своем, но сам испытывал муку, которой не хотел показать.

В омуте плеснуло.

— Красавец, не скучай один, — сказали оттуда и мелодично засмеялись, — иди лучше к нам.

— Не пойду, — сказал Илья спокойно.

— Иди к нам, иди к нам, — зазвучало несколько нежных голосов, — мы тайну знаем.

— Не знаете, — горько сказал он. — Вы утопленницы. Откуда вам знать тайну.

— А какая тайна нужна тебе, Илья? — одна подплыла совсем близко, очень молодая; у нее было личико любознательной девчонки, из тех умниц, кому все интересно, и темные, холодные провалы глаз. — Видишь, мы знаем, как тебя зовут. Мы многое знаем.

— Хочется, чтобы людям было хорошо, — через силу выговорил он. — Всем.

Он помолчал. Она тоже молчала, рассматривая его своими ледяными провалами.

— Я не утопленница, — сказала она тихо, — у меня не было несчастной любви и любимого-изменника. У меня вообще никакой любви не было, не успела. Я подслушала, как отец — он постоялый двор держал — сговаривался с разбойниками приезжих убивать, добычу делить. А он узнал. Я болтушка была, отец не поверил, что смолчу. Да и не смолчала бы. Меня связали и бросили в омут.

— Тогда почему же ты здесь?!

— Попросила. Матерь-Мокошу. Жить очень хотелось. Хоть как-нибудь.

— И как?

— Никак, — зло сказала она, — Двести лет — и все время никак, — и плеснув хвостом, ушла на глубину.

****

Из записок брата Амадео.

«…Я слышал историю о том, что способность ходить Илии из Мурома дали ангелы Господни, и вполне ей верю, несмотря на то, что речь идет о схизматике. Я слишком многое видел в своем путешествии и помню, что пути Господни неисповедимы. Вполне возможно, что и на схизматиков у Него имеются Свои планы в ожидании того, когда они прозреют. Я наблюдал Илию в течение нашего долгого совместного пребывания и могу свидетельствовать: он наделен не только сверхъестественной силой, но и поистине небесной добротой. Удивляться здесь приходится не тому, что ангелы посетили его, а тому, что они вручили ему меч, а не пальмовую ветвь, которая, по моему скромному разумению, пристала бы ему куда больше. Но кто я такой…»

Глава 7

Добрыни Никитича не было среди богатырей, выдержавших бой у заводей и уничтоживших басурманское войско. Ловля лебедей не интересовала его; гораздо больше занимало Добрыню письмо, доставленное прознатчиком Владимиру до того, как оно попадет к адресату. Дело Добрыни было написанное перевести с наречия, на котором было писано, ну и, конечно, высказать князю свои соображения. При беглом просмотре письмо заинтересовало Добрыню, и он с нетерпением ждал окончания ужина, чтобы к нему вернуться.