Илья - Страница 29

При свете утра застывшая то ли пляска, то ли агония черных обгорелых дубовых остовов, изогнутых, с изломанными ветвями-конечностями, выглядела еще страшнее, чем в освещенной пожарами ночи. Их избегали даже вороны.

Илья не стал привязывать Сивку к одному из них; оставил у купы живых деревьев поблизости.

Надел плотные холщевые рукавицы и двинулся к ближайшему камню.

Камни сидели глубоко, очень глубоко, но выдергивались со странной легкостью. Как будто сама земля выталкивала их. Огромные ямы осыпались песком и землей, словно затягиваясь на глазах. Илья откидывал камни со всего размаха, подальше, в кучу, стараясь, чтобы они бились друг о друга. И здесь тоже была непонятная легкость: цельный, чуть тронутый обработкой гранит рассыпался, как гнилушки.

****

Марина закричала, и этот крик совсем не походил на тот, что исторгает страсть. Ее тело изогнулось в судороге. Добрыня схватил ее, прижал к себе, но его богатырской силы не хватало на то, чтобы удержать бьющееся в корчах хрупкое женское тело. «Эй, кто-нибудь!» — хрипло заорал он, с трудом прижимая Марину к постели. Навалившись на нее, он двумя руками удерживал ее голову, боясь, что в припадке она свернет себе позвонки. Марина не переставала жутко кричать, голосом, совсем не похожим на ее обычный. Ее глаза закатились, изо рта вместе с криком шла пена, почему-то черная.

«Лекаря, знахаря, — лихорадочно соображал он, — кто-то должен позвать. Ну подойдет же кто-нибудь, в конце концов!» Краем сознания, занятого тревогой за нее, он вдруг уразумел, что ни разу не видел в доме никого, кроме Марины. Ни слуг, ни той тетки, с которой она, по ее словам, жила. И еще он понял, понял не сознанием, а как-то иначе, что не любит Марину и никогда не любил. «Приворот. Ну да, конечно, приворот…» Но с этим можно было разобраться потом, сейчас главное было — помочь ей, не дать покалечить себя в непонятном припадке. «Ну кто-нибудь, кто-нибудь должен же прийти на такие крики!» Скрутить в одеяло, тащить к знахарю? Справится ли?

Он почувствовал сзади движение. Оглянулся. В комнату вошла старуха, вида настолько безобразного и отталкивающего, даже пугающего, что Добрыне стало понятно, почему Марина не знакомила их. Но сейчас он был ей рад. «Знахаря, — выдохнул он, — кого-нибудь. У нее какой-то припадок».

****

Сделав работу почти наполовину, Илья остановился передохнуть. Снял истрепанные руковицы, вытер пот.

— Всего лишь сто лет назад, — услышал он за своей спиной, — даже ты со всей своей силой не сумел бы покачнуть ни один из этих камней.

Илья оглянулся.

На краю круга стоял Вольга. Его обычно насмешливо-высокомерное лицо выражало странную смесь чувств: печаль, застарелую горечь, облегчение… надежду.

— Земля как будто выталкивает, — помолчав, сказал Илья.

Вольга кивнул.

— Так и есть, — сказал он. — Так и есть.

Он присел на траву у края обгорелого круга и похлопал ладонью рядом с собой. Илья сел.

— Вот скажи, — начал Вольга. — Ты веришь в то, что человек может родиться оттого, что змея вползла наверх по ноге девственницы?

Илья молчал. Он в такое не верил; по его представлениям люди рождались от людей. Но рядом с ним сидел Вольга, с его зеленоватой кожей и вертикальными зрачками, и Илья молчал.

— Не веришь. А двести лет назад это даже никого не удивило.

Вольга помолчал.

— Ваш Бог сказал вам правду. Он создал землю со всеми ее тварями и подарил людям. Но Он не создавал ни богов, ни чудовищ. Он сказал вам, что открыл бы больше, но вы не готовы. Он сказал так потому, что вы все для него равны — мудрые и дураки. Вот все вместе вы и не готовы. А мудрые знали правду всегда.

Илья сидел рядом с ним, серьезный, со своими вечно сощуренными глазами, в глубине которых жили виноватость и честность, и ветер шевелил его легкие русые волосы. Наследник древней силы. Который с таким же вниманием, с каким слушал сейчас Вольгу, слушал бы селянина, рыночную торговку — любого человека. Именно поэтому Вольге хотелось сказать ему то, что он собирался сказать. Мистическое равенство, которое Вольга всегда презирал, благодаря этому человеку вдруг обернулось для него, Вольги, другой стороной. Рядом с Ильей оно спасало от одиночества. Здесь он не был нечеловеком.

— Богов и чудовищ создали вы, люди. Вы наделены этой силой — творить и менять мир. Как — зависит от вас. Вы создали богов неосознанно, просто это было удобно и понятно: иметь рядом кого-то могущественного, с кем можно по-простому договориться. Задобрить жертвой или покорностью, поугрожать уйти к другим богам, послушать, что скажут. Ваши создания издевались над вами и презирали вас — вы не замечали. А теперь мир меняется. Вы отказались от них. Они больше не боги. Они умерли или изменились. То, что ты вогнал в землю, не принявшую его, было одним из ваших богов. Не скажу, каким.

— А нежить? Русалки, лешие…

— Бессознательное творение — как открытая дверь. Придет не только то, что задумано, лезет все. И ваши страхи, и тайные желания, и игры ума. Но они тоже уходят. Не знаю, почему, но ваши создания живут, пока вы верите в них. А в ваших новых священных книгах о русалках ничего не сказано. Но имей в виду — пока они есть, они будут сопротивляться.

— Соловей сказал, что такие, как он, были тысячу лет назад и будут через тысячу.

— Вполне возможно. Кто знает, что вы сотворите с миром через тысячу лет?

— А… ты?

— Я? — Вольга засмеялся и легко встал на ноги. Поплевал на ладони. — Давай-давай, не ленись.

В течение всего этого разговора он упорно говорил о людях «вы» — чтобы проверить себя. Но он знал, что сейчас, рядом с Ильей, он сделал свой выбор — и сделал окончательно. Человек. Не особый и не единственный. Ему было легко.